— Нет, — не согласилась Валентина Борисовна. — Но вот его я читать не собираюсь.
Смелое заявление, напоминающее известное «не ндравится». Присутствовать при таком разговоре не очень-то удобно вообще, к тому же еще и стоишь почти голый. Но быстрый взгляд Валентины Борисовны я все же заметил, хотя он и не насторожил меня: у каждого доктора своя система.
— Протянем ручки вперед, — сказала Валентина Борисовна, вставая из-за стола. — Ладошки вверх! Закроем глазки, достанем кончик носа, оскалимся... Так!
Она проверила мои рефлексы, вернулась к столу, и видно было, что-то ее расстроило. Она не предложила мне одеваться, листала книжку с сегодняшними записями, рассматривала их, а затем повернулась ко мне.
— Вы... — начала она, но тут же замолчала, снова заглянула в книжку и только после этого спросила: — Вы поняли, о ком мы говорили?
И довольно радушно улыбнулась.
Надо было прикинуться дураком — такие, как Валентина Борисовна, больше всего ценят именно эту категорию, — и она учла бы это в дальнейшем, но я ответил, что прекрасно понял.
— Да? — удивилась она так, будто бы я решил непосильную задачу. — Какое ваше мнение? Но — правду, и только правду!
Я понял, что мои дела плохи: такой призыв вызывал во мне недоверие.
— Что же вы молчите? Если у вас другое мнение, очень даже интересно.
— Другое, — ответил я, подумав, что здесь было бы лучше обойтись мнением Валентины Борисовны. — Не понимаю, как можно судить, не читая, да еще и валить все в кучу: и поездку, и женщин...
— Личность накладывает отпечаток!
Она захлопнула мне рот этой фразой, и весь ее вид говорил, что она имеет право судить.
— Вот тяк! — приписала Валентина Борисовна себе еще одну победу. — Спорить со мной тяжело.
— Что там тяжело — невозможно!
Улыбка слетела с ее лица, рот приоткрылся, она взглянула на сестру и, казалось, сейчас закричит: «Караул! Наших бьют!»
— Вы бы... это... — начала сестра, но я перебил ее, сказав, что из этого кабинета судить легко, особенно если стоит раздетый человек.
— Неужели вам не пришло в голову, — продолжал я, делая шаг к Валентине Борисовне, — что книги пишут сотни, а поступок... Кто вы такая, чтобы судить?! Кто?! Почему вам хочется растоптать все лучшее...
Мне не хватало слов, и я чувствовал, что надо говорить поспокойнее.
— Кто — я хочу растоптать? — Она ткнула себя пальцем в грудь.
— Да, а что это вы так удивляетесь! И занимаетесь этим многие годы!
— Тяк! Помолчите, мы еще не закончили осмотр. Нет, нет, помолчите! — она повысила голос, заметив, что я собрался говорить. — Протянем ручки, ладошки вверх...
