— Да я бы и не против, — согласился Саныч, — По неудобно: придешь и скажешь... Да и потом: хорош бог! — Саныч снова говорил, что привык к деревне, где тишина и спокойствие, где так хорошо просыпаться я знать, что впереди целый день. И рассказывал так, словно бы сам на себя удивлялся. Я слушал, и мне становилось отчего-то жаль Саныча, отлетавшего тридцать лет на реактивном самолете, а теперь мечтавшего о деревенском доме, о грядках, огороде. И думалось, что, возможно, он нашел то, чем и должен был заниматься в жизни. Спросить об этом я так и не решился, но однажды был приятно удивлен, когда Саныч как-то смущенно ткнул мне в руки книгу, сказав, что нашел ее в доме. «Мне она ни к чему», — добавил он, забираясь в кресло. Я поблагодарил и взглянул на потертую обложку. Это был первый том Платона. Позже, когда я раскрыл ее, то увидел множество пометок карандашом, а в том месте, где говорилось о судьях, приговоривших Сократа к смерти, стояло многозначительное «Да!».

Я внимательнее стал вслушиваться в слова Саныча, надеясь, что он расскажет еще что-нибудь о деревенском доме, но он, казалось, позабыл о нем и только однажды сказал:

— А пожить бы хотелось, раньше все некогда было...

На пляж мы пошли все вместе: когда я выбрал минуту и предложил Татьяне забрать Лику и убежать от Рогачева, она взглянула на меня с удивлением:

— Это все, что ты хотел мне сказать?

— Все, — ответил я, не понимая такой перемены настроений. — А что бы ты хотела услышать?

— Теперь — ничего.

— А зачем злишься?

— Больше не буду. — Она улыбнулась и заговорила о том, что все мы работаем в одном экипаже и не следует никому никуда бегать и заводить мелкие тайны. — Спорить не собираешься?

Я ответил, что не собираюсь, и она похвалила меня, назвав «умником» и добавив, что я всегда этим отличался.

Если пропустить укол мимо ушей, то все остальное нормально: действительно, мы вместе летаем и не стоит заводить тайны, — но прежде всего Татьяне надо бы сказать это, конечно, и себе; да и не забыл я, как однажды она сердито высказалась о Рогачеве и советовала ему не верить. Впрочем, я легко согласился — вместе так вместе.

На пляже оказалось довольно многолюдно, и нам пришлось устроиться далеко от воды. Солнце припекало основательно, но песок прогрелся только сверху; небо было синим и безоблачным, недавняя гроза пропала, оставив духоту. Как раз над нами взлетали самолеты и ровно через минуту раздавался грохот двигателей. Я раза два по привычке взглянул вверх, а после притерпелся.